* * *
Настанет день — и, миром осужденный, Чужой в родном краю, На месте казни — гордый, хоть презренный — Я кончу жизнь мою. Виновный пред людьми, не пред тобою, Я твердо жду тот час. Что смерть? — Лишь ты не изменись душою — Смерть не разрознит нас. Иная есть страна, где предрассудки Любви не охладят, Где не отнимет счастия из шутки, Как здесь, у брата брат. Когда же весть кровавая примчится О гибели моей И как победе станут веселиться Толпы других людей, — Тогда... молю! — единою слезою Почти холодный прах Того, кто часто с скрытною тоскою Искал в твоих очах Блаженства юных лет и сожаленья; Кто пред тобой открыл Таинственную душу и мученья, Которых жертвой был. Но если, если над моим позором Смеяться станешь ты И возмутишь неправедным укором И речью клеветы Обиженную тень, — не жди пощады; Как червь, к душе твоей Я прилеплюсь, и каждый миг отрады Несносен будет ей, И будешь помнить прежнюю беспечность, Не зная воскресить, И будет жизнь тебе долга, как вечность, А всё не будешь жить. |
Мотив загробного мщения в случае насмешливого отношения любимой женщины к памяти покойного поэта, видимо, навеян стихотворением Д. В. Веневитинова «Завещание» (1826—1827).